Короткая вечная память
- Автор: "Провинция. Северо-Запад"
Хорошая хозяйка в канун праздника непременно наведёт в своём доме порядок, а от чистоты вокруг и душа светлеет. Недалёк и наш общий праздник, святой из святых, - День Победы, когда мы в едином порыве придём на Братское кладбище, чтобы поклониться воинам, павшим в годы Великой Отечественной войны.
Произнесём положенные речи, возложим цветы на могилы и пойдём домой, не задаваясь вопросами о том, а кто же здесь похоронен, сколько их, нашедших последний приют в нашей ладожской земле, откуда они родом, где и когда подкараулила их смерть?
Моё предложение заняться исследованием Братского кладбища, не раздумывая, подхватили энтузиасты из отряда «Поиск» (школа № 2, руководитель Е.В. Леонтьева). Жертвуя погожими летними деньками, когда можно покупаться, позагорать, две девочки-восьмиклассницы - Эля Мищенко и Ксения Шнейвас, отмахиваясь от комаров, изо дня в день, с назначенного часа и до того, когда я дам отбой, а иногда и после отбоя, помогали мне составлять списки захороненных на кладбище в разные годы. Иногда до меня доносилось перешёптывание девочек: «Смотри, ещё совсем молодой...», «А этот до Нового года всего один день не дожил...».
Слушая девчоночьи вздохи, я подумала: «Дар искреннего сопереживания дан Богом не каждому. Какие хорошие у нас дети, а мы всё недовольны...» А поздней осенью, в один из ненастных дней, там же, на кладбище, я увидела пожилую женщину. Она шла по дорожке, опираясь на палочку, и как будто что-то искала. Разговорились. Оказывается, в классе дали детям задание: найти на воинском кладбище какого-нибудь героя и рассказать о нём. Ну а внучке, конечно же, некогда. Вот бабушка и пришла сюда, чтобы поискать для неё «какого-нибудь героя». На этот раз пришлось сказать себе иное: «Разные у нас дети...»
В августе мы с девочками подвели итоги: на Братском кладбище нашего города находится 280 общих и индивидуальных захоронений, общее число увековеченных за разные годы - 481 человек. «А что, - спросит читатель, - разве до вас инвентаризацию захоронений не проводили?» Проводили, конечно. Только цифры разнились: в сохранившихся списках 1987 года общее число увековеченных составляло 439 человек, в 1994 - 633 (из них 205 неизвестных), в 2000-е годы - 473. Хотелось ясности, поэтому мы поставили перед собой конкретную задачу: выявить, сколько военных и гражданских лиц здесь похоронено с 1941 по 1945 годы. Кроме того мы зафиксировали 37 могил довоенного и послевоенного времени, из них до войны - 5 (самое ранее захоронение датировано 1925 годом), и после - 32.
Каково же было наше изумление, когда мы обнаружили, что фамилии некоторых воинов на мемориальных плитах встречаются дважды, а то и трижды! Я насчитала 30 таких повторов. Если мы произведём простое арифметическое действие: 481-37-30, то получим цифру 414. Именно столько, по нашим подсчётам, воинов увековечено в настоящее время на Братском кладбище Новой Ладоги, если не считать 30 безымянных ленинградцев, которые обозначены на плите символически. А в списке военкомата «Персональные данные о захороненных на Братском кладбище г. Новая Ладога» их числится 835. Но он тоже требует дополнений и уточнений.
Анализируя документ, я пришла к выводу, что в это число не вошли 107 человек, фамилии которых начертаны на плитах, а также погибшие в бою за остров Сухо краснофлотцы. Встречаются в нём и повторы. С помощью научного сотрудника Музея истории г. Волхова Н.И. Власовой и работников Сясьстройского военно-учётного стола удалось выяснить, что 11 красноармейцев захоронены не в нашем городе, а в Волхове, Сясьстрое и других населённых пунктах. Не буду читателя водить по лабиринтам арифметики, скажу только: на сегодняшний день нам известно, что на мемориальном кладбище нашего города за годы войны похоронено 912 человек. В это число, кроме 414, вошли вновь выявленные нами 498 человек (в том числе погибшие защитники о. Сухо), которые по каким-то причинам не увековечены до сих пор.
Возникает вопрос: почему они оказались забытыми? Или их фамилии исчезли с памятников за послевоенные десятилетия по чьей-то нерадивости? Ладожане помнят, что в 1976 году полусгнившие деревянные столбики, увенчанные звёздочками, были заменены на мраморные памятные плиты. Не в тот ли год исчезли многие имена и даже памятники? «Нет, - уверяет меня Антонина Александровна Никифорова, бывшая в то время техником по благоустройству, - всё тогда переделывалось под строгим контролем работников военкомата. Потерь и ошибок не могло быть». Вполне возможно, что эта непростительная потеря произошла в предыдущие или последующие годы, но вряд ли кто-нибудь теперь ответит на наши с вами вопросы. Только вот очень стыдно перед погибшими, стыдно и перед их родными. Каждый год они приезжают в наш город, чтобы поклониться могилам отцов и дедов, да вот беда - никак не могут их разыскать. А кто-то разыщет и ахнет: оказывается, дед и не воевал вовсе, а мирно скончался после войны. Да простят нашу оскудевшую со временем память солдаты Великой Отечественной: Алексей Александров, Григорий Басов, Александр Горохов, Фрол Смирнов. Они погибли, кто - в 42-м, кто - в 44-м, а даты их гибели обозначены на плитах 1949 и 1954 годами.
Думается, что при такой постановке дела в мирное время мы никогда не узнаем истинной, цифры наших потерь. Что уж тут говорить о неразберихе во время войны! Раненых ошибочно записывали в убитые, живых - в статистику без вести пропавших, расстрелянные дезертиры входили в число «погибших за социалистическую родину». Гибель людей иногда фиксировали со слов очевидцев, в списки безвозвратных потерь их порой вносили много времени спустя после смерти, допускали ошибки в написании фамилий. Для более точного учёта безвозвратных потерь в начале войны, в соответствии с приказом наркома обороны Сталина, бойцы обеспечивались медальонами - эбонитовыми капсулами, куда помещались основные сведения об их владельцах. Но многие от «смертных» медальонов отказывались, как от чёрной приметы. И, наверное, чтобы не угнетать воинов мыслями о смерти, 17 ноября 1942 года они были отменены. Рекомендации делать пометы - отмечать фамилию и номер полка на ремнях или других личных вещах - исполнялись не всегда. В самые тяжкие 1941-1942 годы, когда шли непрерывные бои и приходилось отступать, убитых оставляли на поле боя. В донесениях частей о безвозвратных потерях личного состава в графо «Место погребения» так и писали: «Остался на поле боя», во флотских подразделениях: «Предан морю». Вот откуда у нас появилось столько без вести пропавших, столько неизвестных солдат.
Путаница в данных происходила и в госпиталях. Находясь на грани жизни и смерти, раненые уже не могли дать о себе никакой информации. Ошибки возникали порой по нерадивости писарей или по вине служащих, отвечавших за учёт потерь. Встречаются иногда такие курьёзы, что не знаешь, смеяться или плакать. Вот пример: на нашем Братском кладбище, на одной из плит начертано: «Кагбур А.М. 1908-1942», а в различных госпитальных документах он записан как Кавбург, Канкур и, наконец, Канчур. Вот и попробуй, разберись, какая из этих фамилий принадлежит рядовому по имени Адам Моисеевич. Судя по имени-отчеству и датам рождения-смерти это один и тот же человек.
А вот краснофлотец Карп Емельянович Киселёв был обижен в сто раз смертельней, чем обидела его сама смерть. В «Книге учёта умерших» одного из госпиталей запись в писарском исполнении выглядит так: «Карл Емельянович Киселёв». Позже эти ошибки и неточности появятся, к великому сожалению, и на обелисках, и в Книгах Памяти. На одной из плит Братского кладбища читаем: «Орлов Е.И. Погиб 5.05.1943». На самом же деле, как выяснилось в ходе поисков, здесь захоронена женщина - старший краснофлотец Орлова Евлампия Ивановна. К сожалению, различные досадные недоразумения встречаются не единожды.
Итак, перелистано более 30 томов Книги Памяти Ленинградской области в поиске информации о тех 498 воинах, фамилии которых не значатся на памятных плитах Братского Кладбища. Не могу не назвать своих помощников из группы «Поиск»: это Гриша Алёшин, Саша Великанова, Катя Костюк, Даша Надёжина, Саша Морозова, Таня Рогова, Ира Федюк, Ксения Шнейвас и Валерия Ямполь. Не раз оказывали информационную помощь и сотрудники нашего музея. Задача была поставлена такая - уточнить данные на каждого человека из нашего списка: фамилию, имя, отчество, даты рождения и смерти, звание, причину смерти, место захоронения.
По своему опыту работы в музее знаю, что Книга Памяти многим помогла найти могилы своих родных, погибших на войне. Но она создавалась в 1990 - начале 2000 годов, когда многие документы, связанные с войной, были ещё засекречены, поэтому информация в ней скупа, как правило, указаны только дата гибели и место захоронения. Многие фамилии людей из нашего списка в перечне статей отсутствуют. Каждая статья заканчивается словами: «Пропал без вести», или «Погиб в бою», или «Умер от ран».
Не найдя полной информации в этом многотомном издании, пришлось обратиться к объединённой базе данных Центрального архива министерства обороны и Центрального военно-морского архива. В поисках на этот раз верное плечо подставила восьмиклассница Ксюша Шнейвас. Результат был таков: мы уточнили данные о местах захоронений воинов, их звания, даты рождения и гибели, исправили ошибки в фамилиях. Удалось установить около двухсот дат рождения, к великому сожалению, не все, потому что в источниках данные зачастую отсутствуют. Что же меня поразило, когда я стала исследовать архивные документы?
Большинство из тех, чьи данные мы искали, не «погиб в бою» и «не умер от ран», а умерли от болезней, в первую очередь, от алиментарной дистрофии, говоря языком медиков, от нарушения общего питания организма вследствие длительного недоедания. Эту болезнь после войны назовут «ленинградской болезнью». Если бы несколько месяцев назад кто-нибудь сказал мне, что во время войны рабочий продовольственного склада воинской части умер от истощения, я бы не поверила этому. Но с документами не поспоришь. В графе «Причина смерти» написано пером: «дистрофия 3-й степени». Видимо, сытных мест на Волховском и Ленинградском фронтах в годы общего лихолетья не было. Читаешь эти скорбные списки и вздыхаешь вместе с Булатом Окуджавой: «Ах, война, что ты, подлая, сделала...»
В своё время Н.Ф. Морозова, научный сотрудник Новоладожского музея, записала воспоминания Антонины Ивановны Томихиной-Чугуновой, которая в 1941-1942 годах, будучи шестнадцатилетней девочкой, работала санитаркой в ЭГ 2694. Эвакогоспиталь находился тогда в здании школы на Пионерской улице. Привожу отрывок из воспоминаний Антонины Ивановны:
«Госпиталь в то время был переполнен ранеными. Много бойцов привозили к нам с Синявинских высот, с других передовых. Они были крайне истощены, в крови, в болотной грязи. Умирали от ран, дизентерии, гемоколита. Умерших утром складывали в киоске - помещении на втором этаже, где до войны продавали тетради и карандаши. Затем их раздевали и голых на носилках грузили на машины-трёхтонки и увозили на Бойницкую дорогу, где закапывали в братские могилы. Форму и бельё дезинфицировали и потом использовали вторично. После войны их всех перезахоронили на Братское кладбище».
Действительно, в послевоенное время в Новую Ладогу, так же как в Волхов и в Сясьстрой, привозили и перезахоранивали останки воинов из ближних и дальних сёл и деревень: Колчаново, Бабино, Хамонтово, Низово, Иссад, Чернецкое, Черноушево, Сырецкое, Креницы и других. Это были бойцы и командиры, погибшие на полях сражений Волховского, Ленинградского, Карельского фронтов, моряки Ладожской военной флотилии и лётчики, а также умершие от ран и болезней в госпиталях, развёрнутых в этих населённых пунктах и близ них. В Бабине - ППГ (полевой подвижной) 739, в Колчанове - ППГ 979, ЭГ 13 и 741, в Хамонтове - ППГ 365 (в составе 8-й армии), в Иссаду - ГЛР 2752 (для легкораненых).
М.М. СУГОНЯЕВА
Продолжение следует