90 лет - жизнь как на ладони
- Автор: "Провинция. Северо-Запад"
19 августа исполнилось 90 лет старейшей прихожанке нашего монастыря Евдокии Ивановне Борисовой. На службе в этот день игумен обители Варфоломей (Чупов) поздравил именинницу и пожелал, чтобы Господь благословлял её на многая и благая лета.
90 лет - возраст весьма почтенный, но Евдокия Ивановна регулярно ходит в храм, удивляя всех бодростью духа и тела. По благословению игумена обители мы попросили её рассказать нам о своей жизни.
Детство
Евдокия Ивановна Борисова (в девичестве Подберёзина) родилась 19 августа 1924 года на Ку-бани. Когда ей было четыре года, родители переехали в Азербайджан, спасаясь от раскулачивания - семья была зажиточная. Переехали все, кроме дедушки нашей героини по матери- через некоторое время он был раскулачен и отправлен в ссылку, где в дальнейшем и погиб. Человек это был очень верующий, прислуживал в местной церкви.
В Азербайджане жили в деревне, а после смерти отца переехали «в район». Вместе с сестрой учились в школе. Как русские, вынуждены были платить за обучение (плата составляла около 120 рублей), хотя мама работала уборщицей. После пятого класса школьников забрали в Баку в профтехучилище. Там Евдокия к 1940 году получила ткацкую специальность и пошла работать. Поскольку ей уже исполнилось 15 лет, приходилось работать по 16 часов в день, что было слишком тяжело. Поэтому она «сбежала» - уехала обратно к матери в азербайджанский город Гёйчай.
В армию на цыпочках
Началась война, с продовольствием стало туго - не хватало всего, даже хлеба. В 1942 году одна знакомая (она была старше на два или три года) предложила Евдокии пойти в армию. У этой девушки забрали на фронт мужа, с которым она успела прожить всего три месяца. Сама Евдокия рассказывает об этом просто: «Она мне и говорит: «Давай уйдём в армию, там и сахар дают и чай!». Я и говорю - давай. У нас же ни кино, ни радио, ни телевидения не было, нам ведь никто не говорил, что нас убьют».
В это время в местный военкомат как раз пришёл приказ мобилизовать в армию двенадцать девушек. Семнадцатилетняя Евдокия пришла туда на цыпочках, чтобы казаться выше. Остальные были на восемь-десять лет старше неё. Сначала её не хотели брать, но потом всё-таки взяли, потому что человек не хватало. Это было в второго апреля 1942 года.
2 мая 1942 года в Баку новобранцы принимали присягу. После этого их «разделили по точкам» - Евдокия попала в прожекторную часть Кавказского фронта. Ещё недалеко от дома - за 100 или 200 километров от Баку их обучили ловить самолёты: «Вот поймаем самолёт лучом и ведём этого лётчика, освещаем его - он ниже и мы ниже, он ниже и мы ниже». Некоторым удавалось улететь, а некоторых сбивали зенитки. Задачей части было не допустить бомбёжек Баку - там находились склады нефти и другие стратегически важные цели.
В 1943-м («Хотя я не помню точно, - говорит Евдокия Ивановна, - там же всё время лето, зимы нет») пришла смена - прислали других девушек, а их собрали и отправили поездом на закавказский фронт. «Помню, когда нас сажали, один военный нам посоветовал - берите с собой соли побольше. Мы - а на что нам соль? А он сказал, что там всё занято - Кубань занята, Украина и там соли нет, будете менять на кур, да на яйца. Мы пошли на озеро, у нас там в Баку есть такое солёное озеро - всё белое прямо и набрали».
Поезд долго ехал и остановился у какого-то военного городка, там новоприбывших построили в шеренгу. Мимо проходили командиры разных частей и набирали себе личный состав, просто тыкая в первых попавшихся девчонок. Так Евдокия и оказалась в отдельном зенитном батальоне четвёртого украинского фронта.
Украинский фронт
Началось обучение. Отучившись, наша героиня стала отличником боевой подготовки и ей сразу присвоили младшее воинское звание - ефрейтора. Сама она говорит, что это оттого, что все остальные девушки были замужем, а ей что - она-то не замужняя, куда время девать, вот и училась усердно. В это время часть у них состояла из одних девчонок.
На этом фронте бой шёл почти не переставая. Зенитки шли перед танками, Евдокия была на зенитке под номером пять. Когда на вооружении появились «Катюши», русские пошли в наступление. Фронт всё время двигался, а с ним двигалась и их зенитная часть. Перед каждым боем им, девчонкам, давали водки, чтобы не боялись: «Сперва-то мы всё «Мама!» кричали... Что с нас взять - цыплячки. А меньше всех я была».
Евдокия Ивановна вспоминает: «Однажды мы ехали - вот так прямо железная дорога шла, а вот так (показывает руками полукруг - В.Ф.) объезд сделали. И вот идёт поезд с ранеными, рядом зенитки едут. А три последних вагона поезда были со штрафниками. Только мы прошли, как из лесу на нас выходят пять танков немецких. «Огонь, - кричит командир, - девчонки, огонь!». А там (в зенитке - В.Ф.) сидела девушка молоденькая из Азербайджана, она руками от страха закрывается и сидит, плачет: «Мама!». Командир подбежал, меня на её место посадил. А до танков триста метров, может быть четыреста и они «Пух, пух» по нам стреляют. А те штрафники, что в вагонах были замкнуты, начали биться и стучать, чтобы их открыли. Их отперли и вот они с криками «За родину! За Сталина!» - кто за автомат, кто за пулемёт и стали стрелять по танкам. Тут и наши самолёты прилетели».
Они шли, освобождая украинские города - Днепропетровск, Одессу, Пятихатки... Украинцы встречали их хлебом-солью. Евдокия Ивановна вспоминает, как в Пятихатках на стенах мазанок масляной краской были нарисованы картинки: Сталин с трубкой и Гитлер, играющий на гармошке «Широка страна моя родная». А на другой стене был нарисован скачущий на лошади Чапаев, которому немцы тыкают в спину штыками.
В 1944-м году 19-летняя Евдокия уже служила в разведке- вместе с подругами они работали телефонистками и телеграфистками - звонили, сообщали штабу нужные данные. Она даже помнит позывной, который у них был: «Ромашка».
Ещё приходилось помогать в бою таким образом: нужно было стоять перед зенитками с красным флагом в руках и показывать сигнал к стрельбе, передавая его от командира к зенитчику, поскольку сам зенитчик в бою не мог его услышать. «Вот летят самолёты, командир командует: «Огонь!», а я флагом вот так раз вниз и они «Пух, пух», стреляют».
Потом их зенитную часть поставили на охрану железнодорожных мостов, по которым шёл фронт. Поезда всё время шли и в одну и в другую сторону и бомбили их, почти не переставая. С каждой стороны моста стояло по три зенитных орудия и пулемёт. Самолёты скидывали на них не только бомбы, использовали и своего рода психологическое оружие - железные- бочки с дырками, которые также страшно свистели при падении.
«Война нас гнула и косила, Пришел конец и ей самой…»
К тому времени, когда в часть прислали пополнение - мужчин, в ней уже состояло пятнадцать девушек. Евдокия Ивановна показывает фотографию 1943 года и говорит - «Вот, смотрите, я тут солдатка». Кроме неё на фото ещё две девушки – в центре армянка, а слева русская, Мария. Она была шофёром, вместе с ней они попали в госпиталь.
Евдокия Ивановна говорит, что вот только разве что в медсанчасти могло приключиться что-то романтическое - настолько не до того было им в суровых армейских буднях. К тому же солдатам делали специальные уколы. Никаких чувств друг у друга даже спящие вповалку мужчины и женщины не вызывали. «Меня однажды в школе в 10-м классе девочка спросила - была ли у вас любовь на фронте. Я ей - девочка, милая, какая любовь? Там не до того было. Это только в фильмах показывают, что все влюбляются, целуются - для раскраски».
После войны ушедшую далеко за Дунай часть вернули в Молдавию. В 1945-м году большинство девушек расформировали. Они хоть и старались держаться вместе
- ведь всю войну вместе прошли, а надо было решать, где дальше жить. Евдокия вернулась к матери и отцу в Азербайджан. Из шести детей на войну ушли четверо - она и три её брата. Двое из них с войны не вернулись.
На вопрос, что было потом, Евдокия Ивановна смеётся: «А что потом? Замуж вышла, да детей народила». С мужем они прожили вместе тридцать один год. Он работал экскаваторщиком, попал в аварию. У них родилось двое детей - сыну сейчас 68 лет, дочери 65. А ещё в семье шесть внуков, восемь правнуков и один праправнук. Всех их «баба Дуся» очень любит, и они ей отвечают взаимностью - бывало, говорит, прибегут: «Ой, бабусенька-дусенька, ой, бабусенька!».
После войны наша героиня, как и все, работала. На память о войне остались многочисленные награды. Впрочем, относилась она к ним легко - давала играть внукам и правнукам, когда те были маленькими, никому не отказывала. Так и получилось, что одна из медалей куда-то потерялась, другую внук выпросил, а потом, как оказывается, продал...
Пять квадратных метров
В Старую Ладогу к дочери Евдокия Ивановна приехала в 1994 году как беженка - спасаясь от войны. С собой у неё было всего два чемодана. Будучи участницей войны, имея все документы на руках, она рассчитывала, что здесь ей дадут жильё. Однако всё вышло иначе. Многочисленные инстанции, которые она проходила, расходились во мнениях - положено ей жильё или нет. Точнее, высшие утверждали, что да, а низшие - что нет. Поначалу её даже не хотели прописывать, но в конце концов всё-таки прописали, правда с формулировкой «без права на жилплощадь».
Тем временем муж дочери был не в восторге от перемен. Зять был агрессивно настроенным атеистом и со временем начал буквально терроризировать свою верующую тёщу: издевался, не давал молиться ни в комнате, ни на кухне - чуть ли не выгонял старушку из дома. Евдокия Ивановна не могла спокойно совершить ни утреннее, ни вечернее правило - хоть на улицу выходи, хоть в туалете запирайся. Со слезами в голосе она рассказывает о том, как ходила за утешением к батюшке - отцу- Варфоломею: «Он ведь знает всю мою историю. Бывает, приду к нему, плачу, плачу, а он мне - ну что ты, молись, ты ведь при храме...». Около года назад зять Евдокии Ивановны умер. Она продолжает за него молиться - «А как не молиться», - говорит.
Прошло двадцать лет. Ни помощи, ни денег, ни квартиры -не дали ничего. «Недавно приходили ко мне, спрашивали, как я буду голосовать. А за что я буду голосовать? На фронте три с половиной года была девчушкой - война кончилась, мне только 20 лет было. Потом работала всю жизнь, в 94-м бежала из дома с двумя чемоданами, всё оставила...Ничего я, видимо, не заслужила».
В своё время Евдокия Ивановна писала президенту В.В. Путину - из его администрации пришёл ответ, что по всем документам ей полагается жильё. Однако на местном уровне ей отказали. Потом писала Д.А. Медведеву - та же история. В Волхове, куда она ездила, уже стали на неё ругаться - мол, что вы опять к нам пришли, перестаньте, уже надоели нам, вам не положено. Ещё приезжала прокурорская проверка, которая дала заключение, что согласно нормативам у неё имеется пять квадратных метров лишней площади. Что квартира принадлежит дочери, а не ей, почему-то не было учтено. В последний раз, когда окончательно отказали в получении квартиры, она в сердцах порвала свои документы и ушла. «Ну не положено, так не положено».
Тут недавно, - говорит Евдокия Ивановна, - опять приходили - скоро ведь снова какие-то выборы. Сказали - вам положено как беженке, будем беспокоиться. Сейчас и не знаю ничего - документы забрали и ушли. А мне уже 90 лет, пора о месте на кладбище думать.
Церковь
О своём приходе в церковь Евдокия Ивановна рассказывает так: «Церкви у нас там (в Азербайджане - В.Ф.) не было. Я когда села в самолёт, сказала: «Господи, благослови меня! Если я куда приеду, и там будет церква, я туда буду ходить до самой своей смерти».
Обещание своё она выполняет исправно - бывает на каждой воскресной и на всех праздничных службах. Не приходит, говорит, только если ноги слишком болят. У них с отцом Варфоломеем есть даже на эту тему «договор», он так ей и говорит: «Да-да, мы с тобой в договоре: можешь ходить - ходи, можешь стоять - стой, можешь стоять на четырёх конечностях - стой на четырёх. Главное - приходи».
Сперва в храме, куда стала ходить Евдокия Ивановна (а это была церковь Рождества Иоанна Предтечи - храм Никольского монастыря в то время ещё был закрыт), даже священника не было. Была просто «одна верующая в Бога женщина». Теперь старейшая прихожанка обители, а тогда ново-начальная, она честно признаётся в том, что «я ведь ничего не знала, никаких молитв, ни даже «Отче наш». Приехала сюда как котёнок слепой. Только и знала, что «Господи, благослови».
Вместе с другими двенадцатью женщинами они ходили в храм. Сейчас в живых из них осталось только двое - Евдокия и Анна. «Мы там и полы мыли, и убирали, - вспоминает Евдокия Ивановна, - и мазали и чистили, всё делали. И молилися». В монастыре они стояли на коленях в снегу у храма на крыльце, плакали и молились. Дверь была заперта и верующих туда не пускали.
Потом в храм на горе был назначен иеромонах Евстафий (Жаков). О нём Евдокия Ивановна вспоминает так: «Перед исповедью он спросит нас - ели, нет? Мы отвечаем - не ели, батюшка. Ну, он и говорит - давайте исповедоваться. Я молюсь за него». С приездом в Старую Ладогу отца Варфоломея Евдокия Ивановна стала серьёзно учиться молитве, брала читать книги.
Стали потихоньку приводить в порядок и монастырь. «Знаешь, сколько тут грязи было?..» - и сейчас в голосе верующей женщины слышна боль, которую все они испытывали, глядя на царившую в обители мерзость запустения. «Вот, бывало, помолимся у крыльца, а потом идём, чай ставим, обед готовим. В том здании, которое сейчас ремонтируется (здание гостиницы - В.Ф.) мы еду готовили и угощали всех, столы накрывали по воскресеньям. И все-то уже умерли.
Вот такая жизнь моя прошла - хорошо или плохо, прожила. Всё с Божьей помощью».
Беседовала Варвара ФИЛАТОВА